В. Долопчев, "Опыт словаря неправильностей в русской разговорной речи", Варшава, 1909 (2-е изд.) дает как неправильность именно "кофе, м." (см. стр. 111).
Историю употребления слова "кофе" крайне любопытно сопоставить с опытом деконструкции мемов Максима Кронгауза.
Если с языком что-то происходит, то, значит, он ещё жив. А смыслы (эдакие исторически сложившиеся "мемы") существуют до тех пор, пока есть их носители. В двадцатом веке очень многих носителей "недосчитались". А вместе с носителями уходит и культура. Остаются другие носители. А уже дальше язык начинает формировать мышление.
У Маяковского: "...кино - болен ...". Представления о том, от чего русский язык погибнет и чем жив будет, воистину анекдотичны. Странно при этом, что про тотальное обессмысливание как-то не говорится, видимо, неинтересно....
Вот, например, несколько лет тому назад после выхода новых словарей была большая общественная реакция со стороны всякого рода интеллигентных блогеров и не только интеллигентных блогеров, которые говорили, что русский язык гибнет из-за того, что сейчас будет кофе среднего рода. Хотя нормативные рекомендации, разрешающие кофе среднего рода, существуют с 1981 года в словаре. Этого никто не замечал. В конце концов, интеллигентные блогеры не обязаны читать словари, они могут что-то читать в ленте новостей. Хотелось бы, конечно, увидеть, кто употреблял это слово в среднем роде, но дело в том, что если вы возьмете библиотеку Мошкова или Яндекс, вы не найдете кофе среднего рода. Можно найти кофе, но кофе среднего рода найти нельзя. А в корпусе делается это так: берется прилагательные и местоимения среднего рода, но не в любом падеже, а в винительном или именительном, потому что в остальных падежах средний род совпадает с мужским - Моего кофе, моему кофе. Только мое кофе - именительный и винительный падежи. То есть искать сочетания местоимений-прилагательных вроде мое или просто прилагательных, например, черное, со словом кофе. И оказалось, что все русские эмигранты только так и писали: Набоков, Анненков.
Л.У.: Это возникло чисто в эмигрантском контексте?
Д.С.: Это возникло в XVIII веке, как минимум у Новикова. В XIX веке тоже есть кофе среднего рода (в той мере, в какой там вообще употребляется кофе, а не кофий). Там, где употребляется кофе, он или оно может быть обоих родов. У эмигрантов закрепляется средний род, в СССР мужской.
Л.У.: А почему?
Д.С.: По-видимому, по требованиям редакторов, начиная с 1930-х годов. Возможно, вышел нормативный словарь и так далее. Понимаете, в СССР в начале 1930-х годов любую норму было ввести куда проще. Были нормативные словари, были стилистические рекомендации для редакторов.
Л.У.: Власть наказывает.
Д.С.: Была возможность наказания, но это не столь важно. Для тех редакторов это, наверное, важно, чтобы ничего такого не пропускать. Понятно, что кофе - это то, что отрефлексировано и с этого времени воспринимается как знак избранности, адын кофе и адын булочка - это вошло в анекдот. То, что в начале XX века мужского рода были пальто, метро и десятки других слов иностранного происхождения, обычно французского, просто никому не известно. Когда в Москве начали с конца 20-х годов планировать и строить метро, оно первое время называлось в мужском роде, но к тому времени, как его построили и открыли, оно уже закрепилось в среднем. Так что он надел свой пальто - это в XIX веке было совершенно нормально.