+++Студентов остраняем, а как же.
Мы их делаем. +++
Как говорил нам на военной кафедре майор Халий, "из девушек-студенток мы должны сделать женщин-переводчиц". И ведь делали!

есть...

+++ так как воспринимательный процесс в искусстве самоцелен и должен быть продлен +++
- И как вы думаете, донья Эстебания, что сказал мне синьор Альберто?
- Даже и думать боюсь. Что?
- Ой, мне страшно даже выговорить.
- Ну, не томи, говори!
- Он сначала сказал мне, что Кончита...
- При чём тут Кончита?
- Что Кончита всё знает.
- О пресвятая дева! И всё?
- Нет, главное он сказал мне потом.
- И что же он сказал?
- Вы лучше присядьте, донья Эстебания.
- О Иисус! Говори, скорее!
- Что-то в горле пересохло, налейте мне воды.
- Вот вода, рассказывай же!
- Так вот...
РЕКЛАМА.
(...)

Повторюсь: "автоматизм" в данном случае - метафора. Шкловский жил и работал в этой метафоре. Хочется понять, как


Студентов остраняем, а как же.

Мы их делаем.

применение метода карнавализации, например: (материально-телесный низ):

- Что за звуки? Это Вы говорите или пукаете?

+++ сорняками, чьи семена выведены идейными селекционерами капитализма +++
Прямо рубаи какие-то!.. Умели ведь расшить кафтан благонамеренности узорами злободневности.

...

И вот для того, чтобы вернуть ощущение жизни, почувствовать вещи, для того, чтобы делать камень каменным, существует то, что называется искусством. Целью искусства является дать ощущение вещи как вvдение, а не как узнавание; приемом искусства является прием <<остранения>> вещей и прием затрудненной формы, увеличивающий трудность и долготу восприятия, так как воспринимательный процесс в искусстве самоцелен и должен быть продлен; искусство есть способ пережить деланье вещи, а сделанное в искусстве не важно.

Если мы станем разбираться в общих законах восприятия, то увидим, что, становясь привычными, действия делаются автоматическими. Так уходят, например, в среду бессознательно-- автоматического все наши навыки; если кто вспомнит ощущение, которое он имел, держа в первый раз перо в руках или говоря в первый раз на чужом языке, и сравнит это ощущение с тем, которое он испытывает, проделывая это в десятитысячный раз, то согласится с нами. Процессом автоматизации объясняются законы нашей прозаической речи с ее недостроенной фразой и с ее полувыговоренным словом. Это процесс, идеальным выражением которого является алгебра, где вещи заменены
символами. В быстрой практической речи слова не выговариваются, в сознании едва появляются первые звуки имени. А. Погодин (<<Язык как творчество>>. Харьков, 1913. С. 42) приводит пример, когда мальчик мыслил фразу: <<Les montagnes de la Suisse sont belles>> в виде ряда букв: l, m, d, S, s, b.

как NN применяет к студенту метод остранения:

1. "Он не называет вещь ее именем, а описывает ее как в первый раз виденную, а случай -- как в первый раз происшедший:"

- Вы кто? Как сюда попали? И какое имеете отношение к предмету?

2. "...причем он употребляет в описании вещи не те названия ее частей, которые приняты, а называет их так, как называются соответственные части в других вещах:"

- У орангутана котелок лучше варит!

Какие чеканные фразы! Какая музыка! Вах, вах, вах! А в голове, сразу же всплывает гос. референт по идеологии, кот. в своём скромном кабинете тридцать на двадцать рявкал писателю Баневу: "Виктуар, перестанте бренчать!"
Боже ты мой, как подумаешь, что от Москвы до самых до окраин миллионы людей учили это непотребщину. Если просто перемножить людей на время - просто голова идёт кругом. Сколько прекрасных книг можно было прочитать, сколько дел сделать...Ужас.
Интересно кто-нибудь изучает сейчас эти тексты как памятник эпохи? Есть, навероное, что поизучать.